Владимир Комаров знаком и любим не одному поколению зрителей. Говоря о нем, не надо добавлять «был популярен в свое время». Это личность, которая не может попасть в категорию «бывших». Он активный и известный, благодаря разноплановой творческой деятельности и своей особой харизме.
Досье «ОВ»: Известный комик, артист и музыкант Владимир Комаров родился 29 февраля 1964 года в Кировограде. Всю сознательную жизнь прожил в Одессе. С 1985 играл ведущие роли в театральных постановках комик-труппы «Маски». Снимался в сериалах проекта «Маски-шоу» и других кинофильмах и сериалах. Участвовал во многих телевизионных проектах и программах.
- Владимир, любой человек при взгляде на вас улыбается, вспоминая любимые роли и образы, созданные вами, или просто чувствуя доброжелательность и позитив, которые вы излучаете. А что вызывает улыбку комика Комарова?
- Любой человек с улыбкой на лице вызывает ответную улыбку. Но если заниматься всю жизнь смехом, комедией и клоунадой, то становишься очень искушенным в этом вопросе. Поэтому сейчас больше всего мне нравится юмор, который надо еще додумывать. Я очень ценю иронию.
- Видно, что вы счастливый человек. В чем секрет вашего счастья?
- Да, счастливый, потому что я - вольный и свободный человек, который никогда не станет делать то, что ему не нравится. Но все и всегда я старался делать добросовестно и от души, поэтому неплохо получалось. Плюс, конечно, везение. Так и с «Масками» - нам повезло с выбором жанра и со временем, когда мы решили этим заниматься. Хотя именно в то советское время, не все было просто. Даже название, которое мы хотели – «Мана-Мана Бенд» нам в филармонии запретили, мотивируя, что «бенд» иностранное слово. Кто-то вообще нас не понимал – «что это за клоуны, которые бегают, прыгают и еще и не говорят…» (смеется)
Но как правильно сказал Саша Постоленко, – «Мы заняли свою нишу». Все произошло на грани, казалось бы, несовместимых жанров – пантомимы, клоунады, танца, музыки, которая, к слову, была «иностранная», и находить ее стоило больших усилий. А на грани всегда происходит самое интересное.
Пока я работал в «Масках» - это была очень насыщенная часть жизни, событийная, очень много было всего. Со временем захотелось покоя, заниматься хобби.
- Не у каждого человека есть хобби. Это характеризует творческого и многогранного человека. То, что стало профессией, тоже начиналось с увлечения?
- Пожалуй, вся работа в «Масках» - это было хобби. Как только начало становиться профессией, я ушел.
Мне не понятен термин «нормированный рабочий день» или понятие «человек должен работать». Человек рожден для того чтобы жить. А когда человек занимается своим любимым делом, любимой работой - она же хобби, тогда он полноценно живет. Если же это начинает давить, то надо бросать, уходить куда-то дальше, искать что-то новое. Нужно просто найти то, что тебе нравится. И быть свободным.
Я вообще люблю заниматься тем, что мне приносит удовольствие. Все люди этого хотят. Главное, познать себя, слышать себя, найти, что нравится и, занимаясь этим, получать удовольствие. Сейчас я наконец-то добрался до своего комфорта.
(с удовольствием затянулся трубкой)
- Трубка очень дополняет ваш образ. Курить трубку это отдельная философия?
- Это, прежде всего, настоящий табак. ( смеется. ) Это медитация, где есть свои законы. Да, и трубокуры, которых я встречал, они все правильные, рассудительные, уравновешенные и нравятся мне. Я трубки не только курю, но и делаю, а это уже наука. Каждая линия, каждый изгиб - это очень точные вещи. Нужны специальные заготовки и инструменты. Уже сделал около 25 трубок. Дарю их друзьям. И стремлюсь стать Мастером.
- Вы человек, который дал уже множество интервью. Всегда ли были откровенны, не оставалось ли порой ощущение недосказанности или досады, что не спросили что-то конкретно?
- Я всегда говорю то, что считаю правильным. Но это все меняется, потому, что в тридцать лет я одно считал правильным, а в пятьдесят другое. Вот, например, музыку другую начинаю любить.
- Но вы же не считаете, что та была неправильная?
- Да, музыка вся хорошая и красивая, но какая-то остается в душе больше. Свой любимый стиль я определил для себя только сейчас, благодаря Юре Кузнецову – это блюз.
Мне никогда не задавали вопрос «Как можно научиться?» Я бы ответил, что учиться можно в институте, а можно самому. Считаю, что лучший учитель опыт, но он не такой быстрый. Потому что только с опытом ты понимаешь, почему тебя именно так и именно тому учили.
- Но если перефразировать шутку «Мудрость приходит с возрастом, но иногда возраст приходит сам», так можно и про опыт сказать? Шишки набил, а понимание не наступило.
- Чтобы так не случилось важно совместить опыт и самообразование. Помню один из советов моего друга и учителя Тани Боевой: «Если хочешь научиться петь, возьми магнитофон и записывай себя, а потом слушай. То, что будет не нравиться – перепевай». Все просто - кроме учебы в консерватории нужна еще работа над собой. Если есть желание и цель -добивайся всеми способами.
- Теперь вы это передаете своим ученикам?
- Пантомима – то, с чего «Маски» начинали - это то, что и тогда было не развито и сейчас, поэтому элементарных упражнений в пантомиме, то, что умеем мы, не знают и не понимают даже многие актеры театров. Хочется, чтобы наши знания не ушли. Хочется научить детей, которые хотят сниматься в кино, работать в театре. Пантомима такое обособленное искусство. Молча передать и сказать – это не совсем обычная актерская игра. Этот жанр предлагает зрителю домыслить и пережить сюжет. Языком пантомимы без слов можно сказать гораздо больше, так как зритель больше сосредоточен на восприятии ощущений.
- Но держать зал на одном дыхании вы могли, когда только начинали и не были настолько профессиональны. Значит, есть что-то, что не только с годами приходит? Сейчас многие актеры говорят, что мечтают о театре без слов. В этом они видят новое и более сильное.
- Когда мы начали заниматься пантомимой, это было что-то, чего раньше не видели, не знали. Многим было непонятно, но большинство были в восторге.
Но главное, что мы все были единомышленники. Из трех студий пантомимы собрались те, кто чувствовал и понимал друг друга именно без слов. Мы горели этим. Это была не работа, это была наша жизнь и все для нас.
- Это и чувствовалось. Для того чтобы в коротких сюжетах показать истории и характеры людей, чтобы зрители увидели в них знакомые образы или, возможно, узнали себя, что для этого надо? Как вы в себе это открывали?
- Это открывалось в большей степени с импровизацией. Когда импровизация получается – это восторг! Это как джаз! Музыкантам знакомо это состояние, когда они знают, чувствуют мелодию и «гуляют» там как хотят.
- Какое любимое ощущение, которое испытывали на сцене?
- Самое приятное – это испытывать контакт с залом. Когда актеры выходят на сцену, они выдают энергию, которой хватает на большое количество людей. Мы работали и на театральной сцене, и на стадионах. Когда ты отдаешь энергию, а она к тебе возвращается, это - кайф. И это в свою очередь мотивирует совершенствоваться.
- Что из того, чем вы занимаетесь, все-таки ближе – театр, кино, музыка?
- Мне больше всего нравятся те роли, когда я могу импровизировать. И чем бы я ни занимался, стояла одна задача – сделать что-то «вкусное», пусть даже что-то одно, количество никогда не было целью. Ближе театр, так как в кино нет моментальной зрительской отдачи.
Театр – это организм, который надо постоянно поддерживать, обновлять репертуар. Спасибо Боре Барскому за его пьесы. «Моцарт и Сальери» - спектакль, которым я жил. Он был написан специально под нас с Юрой Кузнецовым. Работать вместе с друзьями было невероятно приятно и важно для меня. Мы всегда были на одной волне и понимали друг друга даже не с полуслова, а с полу-взгляда. Теперь, когда Юра ушел от нас, не представляю, как можно играть спектакль в другом составе, и в память о друге, я выгрузил этот спектакль в Ютуб.
- Ваши женские роли неповторимы – сельская девочка, бальзаковская дама, Каплан, Крупская... Чтобы по-особенному чувствовать женщину надо знать женскую психологию?
- Я не знаю. Мне понравилась фраза Армена Джигарханяна - «Вам ни один мало-мальски приличный актер не объяснит что это такое». По-видимому, это просто дано или нет. На меня надевают платье и парик, и я уже чувствую, что это за женщина, что это за человек.
- Значит, гендерные различия не важны? Средства выражения находит сам актер?
- Они сами находятся. Когда я в гриме и на каблуках, я уже не могу ходить как Комаров, я уже хожу как эта женщина.
Вообще главное – просто перевоплощаться. Как-то я играл суслика и передавал его состояние. Главное чему можно научить актера – чувствовать. Я обожаю за всеми наблюдать, когда они этого не видят. Люблю обычных людей, которые не замечают, как они себя ведут. Это отдых и счастье для меня.
И говорю своим студентам – когда вы идете по улице, смотрите какие люди, какие они из себя, как ходят, как выглядят, запоминайте! Яркий персонаж появился перед вами, просто запоминайте. Есть люди-штампы, есть эксклюзивы, но каждый – неповторимый образ, в котором и сюрреализм, и реализм, и культура. Рассмотрев человека, можно понять всю его историю. Особенно в колоритной Одессе.
- Вы несете ответственную миссию популярного одессита, которого любят соотечественники и который прославил свой город.
- Да, я понимаю, что став известным, я несу эту ответственность, притом, что я не одессит, но вырос здесь с детства и то, что я знаю, это все дала мне Одесса. Я безумно люблю наш город, не смотря на то, что он меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону, в частности в плане архитектуры.
Просто быть одесситом, значит любить свой город и делать для него что-то хорошее, совершать хорошие поступки, быть правильным человеком, но особенно ответственно быть популярным одесситом, потому, что на тебя все смотрят. Нельзя себе позволять неправильные вещи. Общепринятые понятия - совесть и честь важны для человека в любом городе. Для артиста и любого творческого человека важна привязка не к месту, а к зрителю.
- Мораль связана с культурой?
- Мораль зависит от культуры, от журналистики и от образования. Поэтому педагогов, артистов, журналистов и музыкантов нужно беречь. Нужно открывать школы, а не закрывать, как Дом творчества им. Леси Украинки, откуда просто выгнали Школу танцев, которая воспитала не одно поколение чемпионов мира.
Когда я видел падение морали, я не знал, как с этим бороться, кроме как личным примером.
Я стараюсь ответственно подходить ко всему, и до сих пор с самого утра волнуюсь в день выхода на сцену или, когда иду на урок преподавать.
Радует, что у нас хорошая молодежь. Вместе с тем, что произошла Революция Достоинства, произошли перемены и в сознании и в морали молодых людей в правильную сторону. Они хотят быть лучше. И заметить это можно, начиная с мелочей. На светофоре сейчас добросовестно стоят и ждут зеленого именно юные, чего не скажешь о людях из другого времени. (улыбается)
Мне с молодежью интересно. Они абсолютно другие. У них есть то, что во времена советов старались придушить – чувство свободы, проявление индивидуальности, духовное развитие.
Я считаю, что дети - личности, и с ними нужно разговаривать, как со взрослыми людьми, иначе дети останутся детьми очень долго.
- Как насчет того, что взрослым советуют не терять в себе ребенка?
- Правильно. Но если взрослый будет полностью ребенком, то это уже психическое заболевание. (смеется)
Где эта грань? Мы с детства должны готовить себя к непростой жизни, иначе невозможно выжить во взрослом мире. Но если человек выживает и остается в душе светлым и чистым ребенком, то это и есть идеал и золотая середина.
Актерское искусство, которое я преподаю, учит детей не бояться и проявлять себя не только на сцене, но и в жизни, где, не смотря на грязь, они должны остаться детьми, готовыми к трудностям, которые их ожидают.
- Вы один из первых вышли к Дюку, и вместе другими творческими одесситами записали «Гимн Евромайдана». Какие были ощущения?
- Был душевный подъем и волнение «Только бы это все было не зря». Мы вырвались, и как бы тяжело не было сейчас, я точно не хочу назад, но есть ощущение, что дорога вперед будет очень длинная. Так как сложнее всего изменить менталитет поколения комсомольцев, то надежда, опять же таки, только на молодежь, а соответственно на образование и культуру.
- Что вас может огорчить?
- Не огорчение, пожалуй, а страх я испытываю порой. Я боюсь предательства, боюсь непоправимого, боюсь потерять друзей, которые с годами уходят из жизни, за семью переживаю, хочу видеть счастливыми своих детей, может быть, боюсь увидеть в детях свои недостатки.
- Ваша дочка в Италии закончила Балетную академию. Постановщик танцев. Ее приглашают в Англию. Сын в институте выступает на сцене, играет на гитаре. Для своих детей вы друг, воспитатель или любимый артист?
- Хочется быть всем, но сложнее всего совмещать это в семье. Есть много профессий, связанных с отсутствием родителей, но артист не приходит домой «после работы». Работа у него всегда в голове, которая никогда не отдыхает, продолжая мысленно быть занятой ролью. Папа вроде и дома, но находится в другом измерении, где-то в своих фантазиях и своих мыслях. Прочитал, что клоун за всю свою жизнь может придумать один-два хороших номера. Поэтому всегда думаешь, как придумать гениальный номер, сомневаешься, был ли он.
Я предостерегаю тех, кто хочет стать популярным, что это очень тяжело, когда ты не принадлежишь себе. Работа комика, это не профессия, это философия.
- Всегда отмечала ваш интеллектуальный юмор, теперь понимаю, что вы комик-философ. Что бы вы посоветовали людям?
- Расти. Говорят, что если человек пришел на концерт, и смеется, он уже изменяется в лучшую сторону, потому что он выбрасывает из головы все плохое, у него остается только смех, только положительные эмоции. А это уже рост.
